Ксюша сидела в кафе и раздраженно пила невкусный горький кофе. Рядом на
столике стоял пузатый стакан с нетронутым томатным соком. Он на
очереди. Больше всего на свете Ксюша ненавидела кофе и помидоры, как,
бывает, маленькие дети ненавидят жареный лук или вареную капусту. Но из
всего многообразия выбора в меню, она не глядя заказала именно
ненавистные напитки. Это изощренное наказание Ксюша придумала себе сама
и пользовалась им в крайних случаях, когда четко понимала: она
виновата, очень виновата и нет ей прощения, и исправить уже ничего
нельзя. Но люди за соседними столиками даже и не догадывались, что на
их глазах происходит настоящее самоистязание. Сегодня Ксюша, наконец, осознала, что они с Максом действительно расстались.
Две недели назад во время очередной профилактической ссоры на тему
«Что, так трудно поговорить с моей мамой нормальным тоном?» или «Ну, и
где ты был в ночь с восьмого на девятое, в глаза смотреть!» она
упражнялась в собственном остроумии и риторическом мастерстве, грамотно
выстраивая обвинения и виртуозно отбивая его подачи-оправдания. Тогда
Ксюша с удовольствием слушала сама себя, распаляясь от удачности
подобранных аргументов и доходчивости собственных слов и удивляясь
правильности выводов, которые следовали из ее пламенной речи: Максим –
нечуткий, грубый зверюга, не замечающий рядом с собой нежное и хрупкое
создание (ее - Ксюшу), мечтающее о ежедневных букетиках полевых цветов
(почему сразу одуванчики?), о влюбленно-восхищенных возгласах при
каждом взгляде на нее (даже когда она в бигудях и с зубной щеткой во
рту), о признаниях в любви разноцветными мелками на асфальте под ее
окнами (в каждой строчке только точки после буквы «л»…), о комплиментах
и подарках при подружках (чтоб они всё слышали, всё видели и умерли от
зависти), о ночных прогулках под луной (да, не оригинально, зато
романтично). И вот на пределе своего возмущения, когда Ксюша стала
незаметно для себя переходить на крик, Максим, сволочь такая, просто
взял и ушел, и не дослушал, и не возразил, и не оправдался, и даже
дверью не хлопнул (вежливый какой!), а у нее был еще один главный
выговор, «козырь в рукаве», которым она хотела так шикарно закончить
ссору: вчера было уже 2 года и 30 дней как они вместе, а если перевести
это просто в месяцы – то будет ровно 25 месяцев - как будто серебрянная
или какая там свадьба, «да-да, с тобой, Макс, месяц за год проходит,
никаких нервов не хватит…» – а он забыл, а может даже и не знал, он по
месяцам не считает. А потом можно было уйти в спальню, и смачно
хлопнуть дверью, и броситься на кровать, и сладко наплакаться в
плюшевый живот игрушечного медведя с оторванным ухом, громко всхлипывая
и по-детски икая, и изо всех сил жалеть себя, и с полным правом ждать,
когда Максим придет замаливать свои «грехи». А он просто ушел…
Растерянная Ксюша так и стояла посреди прихожей в его старой клечатой
рубашке и теплых вязаных носочках – не бежать же за ним на лестничную
клетку в таком виде – переполненная эмоциями и обидами и недоумевающая:
как он посмел? Это ассорти чувств сильно задело Ксюшу и напомнило
что-то задвинутое в уголок сердца, что-то пережитое и отплаканное, но
не забытое… Ну, конечно! Празднование восьмого марта в пятом классе,
когда мальчишки по невнимательности не внесли ее в список девочек,
которым нужно купить подарок, и она - одна из всех - осталась без
фарфоровой балеринки с непропорционально длинными ногами. Конечно,
осознав что случилось, красные от смущения мальчики стали заметно
суетиться, исправлять свою ошибку и, в конце концов, подарили Ксюше не
только пластмассовую заколку с собачкой, но и шикарный букет из пяти
роз в красивой целофановой упаковке. Казалось бы, при наличии таких
богатых подарков и неиссякаемого потока внимания виноватых ребят
праздник можно было бы реабилитировать, но, во-первых, заколка с
собачкой – это просто детский сад какой-то, а ей уже двенадцать лет,
во-вторых, цветы эти – Ксюша сама видела – сегодня утром подарили их
классной руководительнице ее бывшие ученики (откуда у пятиклашек деньги
на розы?), а в-третьих, в-самых-главных, эта обида была настолько
яркой, оглушительной и унизительной для Ксюши, что никакие подарки не
смогли сгладить ее последствий. После уроков она навзрыд наплакалась в
школьном туалете, до крови кусая губы и тихонечко поскуливая: «Ну как
они могли? Ну за что? Ну почему я?» Надо же, больше 10 лет прошло, а та
детская обида, покрытая плесенью времени, до сих пор помнится…
Два дня она гордо выдерживала характер: ждала, пока Макс одумается. На
каждый телефонный звонок Ксюша отвечала нарочито задорным «Алло!?» с
подтекстом: «Мне так весело, так весело…» и готовым отредактированным
текстом дальнейшего разговора: "Ах, это ты? Не ожидала (саркастически)…
У меня все хорошо (чтоб было похоже на правду) … Простить? За что? (с
издевкой)… Ну, знаешь, раньше надо было думать (устало)… Не надо
приходить, я не хочу с тобой разговаривать (замучено)… Не знаю, сколько
мне нужно времени (что пристал?)… Извини, я спешу, меня ждут
(нетерпеливо)… Какая разница кто (раздраженно и загадочно)… Пока!
(беззаботно)" Этот механизм в разных его вариациях практически всегда
срабатывал безотказно, но телефон молчал. Тогда, наплевав на
гордость, она выдумала срочный повод и позвонила сама. Надменным тоном
поинтересовалась, как он себя чувствует. Вопрос был риторический с
саркастической издевкой. Ответ подразумевал громкие всхрипывания и
грустные многозначительные вздохи, означавшие осознанную невозможность
жить без нее. «Нормально, - буднично проворчал Макс, - отвыкаю». Ксюшу
бросило в жар. Она места себе не находит, она позвонила первая, дураку
ж понятно, что повод выдуманный, она можно сказать сделала первый шаг,
а он… Не воспользовался! Ах так! Ну ничего, дорогой. Удачи тебе с
отвыканием. Никуда ты от меня не денешься, ни-ку-да! «Я рада за тебя, -
безразличным тоном проговорила Ксюша, - ну ладно, я спешу. Пока!» - и,
не дождавшись ответа, бросила трубку. Никуда она не спешила. Во
время ссор с Максом у нее освобождалась куча свободного времени. Даже
странно, такая востребованная, вечно занятая, необходимая всем и
всегда, Ксюша оказывалась никому не нужной и начинала сама ожесточенно
названивать друзьям, особенно парням, особенно тем, к кому Максим
обычно мучительно ревновал. Она предлагала встретиться, да, прямо
сейчас, сходить в кино, ведь сто лет не виделись, нет, Макс не будет
возражать. «Что, поссорились?» - с понимаем спрашивали друзья и редко
соглашались, а чаще, ссылаясь на занятость, извинялись и предлагали в
другой раз. Но в этот раз Ксюше не хотелось никому звонить.
Странно, ей казалось, что это обычная ссора, ну может чуть серьезней
чем всегда. Она была на сто процентов уверена в своей власти над ним.
Но через неделю безрезультатного ожидания Ксюше впервые пришла в голову
нелепая мысль: а вдруг он больше не вернется? Через десять дней
Ксюша по-настоящему испугалась. Вся она превратилась в ожидание звонка.
Как молодая неопытная мамаша боится на минуту оставить свое
новорожденное чадо, так и Ксюша всюду таскала с собой мобильный, каждые
пять минут проверяя дисплей на предмет пропущенных звонков, хотя звук и
вибрация аппарата были установлены на максимум. Включая воду в ванной,
ей постоянно слышалось треньканье телефона в прихожей, и она, едва
обмотавшись полотенцем, летела через всю квартиру к спасительным
звукам, пугая преданного кота Мотика, ненавидевшего закрытые двери и
всегда усаживавшегося ждать хозяйку под дверями санузла. И каждый раз
телефон не оправдывал ее надежд: он либо молчал, либо отвечал голосами
подружек, с которыми у нее не было желания разговаривать. И она понуро
возвращалась в ванну, громко хлопала дверью, перед которой напуганный
Мотик тут же занимал свой пост. А Ксюша подставляла лицо теплым
ниточкам душа, нежно стирающим соленую влагу с глаз, и долго неподвижно
так стояла, стараясь не смотреть на мужские парфюмы и кремы для и после
бритья, обречённо дожидающиеся на полочке своего хозяина. У нее
появилось два новых ежедневных ритуала: надрывный плач в ванной по
вечерам и утренние чайные размышления на тему: «Что же произошло?» В
этих своих внутренних размышлениях Ксюша пошла на компромисс и
допускала невозможное: она не такое уж сокровище. Она пользовалась
своей властью над ним… Она умела получать все, что хотела… Она часто
провоцировала ссоры, ругалась с Максимом по мелочам… Но ведь эти
непродолжительные конфликты были просто эмоциональной разрядкой,
выплеском отрицательных ощущений. Ксюша думала, что они уже привыкли к
этим безболезненным ссорам, они были необходимы им обоим: им НРАВИЛОСЬ
соревноваться в риторическом искусстве и остроумном словоизвержении.
Неужели это не так? Неужели она ошибалась? А сегодня она его
увидела. Из окна маршрутки, в которой ехала домой после работы. Макс
стоял на остановке с какой-то девушкой и СМЕЯЛСЯ. Смеялся
по-настоящему. Уж она-то могла отличить его вежливый смех от
искреннего. Так вот в чем дело. Это самое ужасное, что могло случиться
с Ксюшей. Ладно уж, расстались, но хотя бы пострадал бы для приличия
пару недель. Невероятная злость в паре с опустошенностью и жалостью к
себе накрыли Ксюшу с головой, она пропустила нужную остановку и доехала
до конечной. Короткие уничижающие мысли засуетились в голове и отчаянно
застучали в виски. Она неудачница. Она никому не нужна. Она это
заслужила. Она его потеряла. Она сама виновата. Она это заслужила. У
него есть другая и ему с ней весело. У него есть другая и ему с ней
весело. У него есть другая и ему с ней весело… Ксюша залпом
допила томатный сок и вышла из кафе. Теплый июньский вечер ласково
обнял ее. В такой вечер хочется просто гулять по городу и верить, что
все будет хорошо. Но ее собственное наказание уже вступило в силу. Оно
стало действовать в тот момент, когда она увидела, как заливисто
смеялся Макс. Сегодня она все будет делать назло себе. Ей хочется
гулять? - значит, она пойдет домой. Войдя в квартиру, Ксюша
рассеянно погладила счастливого Мотика, единственное существо, которое
никогда не бросит и не предаст, и цель жизни которого – дождаться ее с
работы. Хотелось есть. Она бы с удовольствием нарушила свою диету:
никакой трапезы после шести вечера, но не стала, потому что знала:
теперь вся еда будет иметь привкус помидоров, а все напитки – запах
кофе. Хватит на сегодня продуктовых истязаний. Она вяло
переоделась в старую фланелевую пижаму Макса, которую он ни разу не
одел с тех пор, как узнал, что у Ксюши аллергия на фланель, и легла
спать. Ксюша знала, что не сможет уснуть: на часах еще и девяти нет, а
она раньше часа никогда не ложилась. Она не сможет уснуть и будет
мучить себя мыслями о нем. Ничего, она заслужила! "Если он
придет, я брошусь ему на шею, зацелую и прошепчу: «Только молчи, малыш,
я все знаю». И прижму к себе, и сладко зароюсь в его ладони и буду
просто стоять и вдыхать его запах, самый родной, любимый и естественный
запах на свете. А он поцелует меня в макушку, таким нежно-отцовским
поцелуем, от которого я каждый раз схожу с ума. Ну почему я никогда не
говорила ему об этом? Никогда не рассказывала, как я молю о том, чтоб
не отпускал, когда он меня обнимает, чтоб не останавливался, когда
целует…Если бы он пришел… Я бы все-все ему рассказала. Я бы несколько
часов говорила ему то, что может уместиться в одну фразу: «Я без тебя
не могу» А он бы вытирал мне слезы и… " Раздался звонок в дверь.
«Никого нет дома, - пробормотала Ксюша, отвернулась к стене и накрылась
теплым пуховым одеялом (еще одно истязание – на улице 20 градусов
тепла). Кто-то за дверью продолжал настойчиво звонить. Ксюша вытерла
мокрое от слез лицо фланелевыми рукавами, окончательно размазав
косметику, влезла в Максовы любимые плюшевые тапки и, наспех пригладив
волосы, уныло побрела в прихожую. Не глядя в глазок, распахнула дверь с
готовым приветствием: «Нет, мне не нужна картошка…» На пороге стоял Макс с букетом ромашек. - Прости меня, Ксюш.
«О чем я там думала?» - вспоминала она мысли двухминутной давности, -
«Что-то я собиралась ему сказать, если он придет, а, ну да!», - И
неожиданно для себя циничным тоном, приправленным издевкой,
загундосила: - Та-ак, а две недели ты, парализованный, лежал в
коме, да? Ни позвонить, ни придти нельзя было, да? Или времени не было,
развлекался со своей новой пассией? Хохотун остановочный! Ну что ты
встал на пороге, соседей веселить нашей руганью? Ты даже не представля…
- Ксюш, это моя пижама и тапки мои. - Я знаю, малыш…- на
секунду сбилась с заданного тона Ксюша, но тут же исправилась, - Ну что
ты опять меня перебиваешь!? Что за вечная привычка: меня перебивать!
Подружку свою с остановки перебивать будешь, а я … - Господи, как
я соскучился! Но выглядишь ужасно, Ксюш! Тушь эта твоя размазалась. А я
сегодня целый день смеюсь: решил, что вечером мириться пойду, вот и
ходил веселый весь день. Катьку на остановке встретил, помнишь,
одноклассницу, я же тебе рассказывал, помнишь? Мотька, отвали… -
бормотал Макс, отпихивая обезумевшего от счастья и недостатка внимания
кота и одновременно стаскивая с плачущей от счастья Ксюши свою старую
фланелевую пижаму… Автор: Афродита Богиня ,пр2
|